Миодраг Сибинович

Речь М. Сибиновича по поводу присуждения звания почетного доктора МГУ

(Москва, 10 апреля 1997 г.)

Глубокоуважаемые господа!

Позвольте мне сказать, что я глубоко тронут Вашим вниманием и той честью, которая мне оказана.

Позвольте прежде всего выразить благодарность филологическому факультету, который предложил мою кандидатуру, и Ученому Совету МГУ, который поддержал это предложение и присудил мне высокое звание Почетного доктора.

Я благодарю Вас также за Ваши прекрасные слова, сказанные на этом торжественном заседании по поводу моей научной деятельности.

Честь, которую Вы мне оказали, я осознаю прежде всего как высокое признание заслуг белградской славистической школы, сербской и югославской славистики.

Мне особенно важно, что такое признание исходит от ведущего русского Московского Государственного Университета. Этот факт имеет и более широкий смысл, поскольку белградская славистика создавалась и росла в рамках многолетнего творческого русско–сербского сотрудничества. Позвольте Вам напомнить, что первым избранным профессором русского языка и литературы на кафедре славистики, еще в XIX веке (в 1878 г.), был уважаемый русский ученый Платон Андреевич Кулаковский. Первым основателем белградской Кафедры восточных и западных славянских языков и литератур был сербский профессор Радован Кошутич, российский студент (он учился в Вене, Праге, Кракове, Львове, Париже и в Петербурге и в дальнейшем стал членом–корреспондентом Академии наук СССР (с 1928–го года). Профессором старославянского языка в Белградском университете был знаменитый русский ученый Степан Михайлович Кульбакин.

На Кафедре восточных и западных славянских языков и литератур моими учителями были помимо сербских профессоров во главе с Радованом Лаличем и «сербские русские» Кирилл Федорович Тарановский, Петр Андреевич Митропан, Георгий Витальевич Орлов, Лидия Александровна Шписс, Анна Михайловна Мухина, Кирилл Владимирович Свинарский…

Именно здесь, в МГУ, я в качестве стажера, под руководством незабываемого профессора Александра Николаевича Соколова провел часть работы над моей докторской диссертацией «Лермонтов в сербской литературе», которую я защитил в Белградском Университете.

Уважаемые господа! Обычно подчеркивается, что наука по своей природе универсальна (всеобща) и преодолевает национальные границы. Это, разумеется, правильно. В то же время, если она и перерастает национальные рамки, то это никоим образом не значит, что она а priori отделена от национального, что она вненациональна.

Эта констатация существенна как для точных и естественных наук, так и для общественных и исторических (причем, для общественных и культурно–исторических наук она важна в еще большей степени). Ибо, если справедлива старая мудрость, что от незнания можно избавиться самопознанием, то нужно согласиться с тем, что уровень развития науки — важный фактор развития всякого современного общества. А если при этом вспомнить и то, что утверждал еще мудрый Платон (и что подтверждает вся филологическая деятельность в целом со времен Платона до наших дней) — а именно то, что слово –это основное средство и инструмент для именования и точного истолкования вещей и явлений,— тогда станет ясно, что для различных социумов, которые на своих языках называют одни и те же вещи и явле–

ния по–разному, и разными словами,— в научном познании и осмыслении жизни очень важны национальные рамки.

Важность национальных рамок, выраженных в языке, становится еще очевидней, если принять во внимание особенности сегментации реальной действительности в сознании и психике носителей отдельных языков, поскольку известно, что такие особенности как раз и являются конститутивным фактором культурной традиции отдельного народа. Не случайно ведь сказано, что изучение и познание собственного языка и литературы — важное условие для того, чтобы народ был похож на самого себя.

Мои коллеги, филологи и историки литературы и я сам также, имеем счастье быть в центре этого «самого национального» сегмента науки. Это приносит великую радость, поскольку мы всегда осознаем, что со всеми участвуем в непрерывном процессе человеческого самосознания. Но это влечет за собой и огромную ответственность; ответственность за то, чтобы при истолковании национального не потерять осознание универсального, чтобы при подчеркивании своего, особенного, не пренебречь тем, что мировой цивилизации в целом дают и другие народы.

Все эти преимущества, но в месте с тем и ловушки национальных наук сегодня особенно остро ощущаем мы, те, кто занимается славистикой, поскольку мы столкнулись с двумя коварными крайностями: с преувеличением, раздуваньем национального (что пришло к нам как реакция после многолетнего притеснения национального в пользу классового сознания — с одной стороны; и, с другой стороны,— с пренебрежением к национальному, к национальным особенностям во имя какого–то нового менталитета общества потребителей, которое в данный момент обычно подводится под довольно абстрактное определение «европейства».

При этом особенно характерно отрищние славистики как науки, которая занимается изучением определенных общих черт славянской культуры, основанных на родстве и близости славянских языков, письменности, фольклорного наследия и всего хода исторического развития, соответственно, нынешнего уровня хозяйственно–экономических потенциалов этих стран в рамках более широкого европейского контекста,— это отрицание идет во имя «европеизации» как единственного релевантного наднационального «центризма» культурного процесса.

Очевидно, что науку вновь пытаются использовать для разных манипуляций текущей политики. В качестве защиты от такого рода вульгаризации науки предлагаю воспользоваться предупреждением старого, еще византийского мыслителя Диадоха Прокла, который говорил, что ученому и мыслителю не подобает быть иерофонтом (жрецом) одного города или народа, но должно быть иерофонтом самой вещи, самого предмета, то есть жрецом науки.