Анна Плотникова

„Рубашечка“ и „постелька“ новорожденного

Разветвленный комплекс южнославянских народных верований связан с моментом рождения ребенка, когда отмечаются знаки, касающиеся его будущей судьбы. Части тела, связывающие ребенка с матерью, играют здесь особую роль. По мнению Г.И. Кабаковой, собравшей богатый полесский материал по данной теме, такие предметы, как пуповина, “сорочка”, плацента становятся “двойниками” ребенка, а магические действия с ними влияют на последующий ход событий в его жизни [Кабакова 1998]. Южнославянские народные поверья аналогичного типа существенно расширяют и уточняют представление о славянской архаической картине мира на этапе рождения человека, отличаясь вместе с тем своей особой “балканской” спецификой.

1. Терминология. Вербальная часть рассматриваемого аспекта народных представлений названия “рубашечки” (околоплодного пузыря или амниотической оболочки, в которой рождаются некоторые дети) и “постельки” (плаценты) имеют семантические и лексические соответствия с отмеченными в Полесье терминами. Кроме того, их географическое распространение подтверждает ряд гипотез об устойчивых балканославянских ареалах. Заметим, что сама процедура сопоставления южнославянской и полесской терминологии методологически вполне обоснованна и в этнолингвистике имеет свою традицию [Толстые 1983:9-12]. Срединное положение Полесья на стыке трех восточнославянских этносов, сохранность традиционных форм народной культуры, автохтонность населения, непосредственное соседство с областью возможной прародины славян [Толстые 1983:8] позволяют рассматривать Полесье как точку отсчета при комплексных славянских этнокультурных и этнодиалектных исследованиях. Можно предполагать, что совпадения южнославянско-полесские изолексы и изодоксы носят не случайный характер и, возможно, указывают на генетическую близость рассматриваемых феноменов.

Основной корпус южнославянских названий околоплодного пузыря соотносится с семантикой “одежды” новорожденного: серб. кошуљица[1], серб. (Воеводина) капица наряду с кошуљица, (Пиротский край) óблач, макед. кошуља, кошуљка, болг. рúза, бýло, облáча, кръпичка.[2] Без указания на локализацию терминов Ж. Требьешаниным фиксируется серб. марама [Требjешанин 1991:107][3]. Ср. полес. рубашка, сорочка, чепец, ачипок, шапка, капишон, винок [Кабакова 1998:108]. География южнославянских терминов показывает заметное единство в этом отношении сербского, македонского, юго-западного болгарского ареалов: серб. (Драгачево, Таковци, Косьерич, Лесковацкая Морава, Власотинци, Ибар, Пчиня, Пирот) кошуља, кошуљица,[4] макед. (Гевгелия) сус кошуља (рожден ребенок) [Тановић 1927:106], болг. (Софийский край[5]; Пирин, Гега[6]; западные Родопы, Рибново [Родопи:129]) кошýля, кошýлька. Эпизодически встречается термин в “южном” балканославянском поясе (Странджа, тронки) кошýля [Странджа:263]. Однако более распространены в этой зоне (Родопы, Странджа) образования от риза (“рубашка”): рúза, (детишка) рúзка, рúзница, рúзица, рúзнъца — лексемы с тем же значением ‘рубашка', характеризующие восточный балканославянский (в данном случае болгарский) ареал в целом.[7] Более узкую локализацию имеют термины с семантикой общего плана — ‘одежда': серб. (Пиротский край, Горни Висок) у óблачу,[8] болг. (Софийско) облáчата, облáче,[9] (Пирин) облечé [Пирин:382], а также названия с семантикой ‘вуаль, покрывало' бýло, бýлу (северо-восточная Болгария Провадия, Варненско[10], Добруджа [Добруджа:267])[11], ср. два единичных свидетельства бýлка на юго-западе Болгарии [Пирин:382], см. карту[12].

Иное ареальное деление показывает нанесение на карту южнославянских названий плаценты: здесь отчетливо выделяется ареал, где названия имеют значение “постель новорожденного” (серб. постеља, постељица, постељина), и ареал названий, связанных с семантикой ‘последний'; причем доминируют названия с корнем -slěd: макед. (Кичевия) последок [Хаџи-Ристиќ 1995:68], (Гевгелия) последук [Тановић 1927:106], болг. (Родопы) пóследак, пóследок, пóследник, пóслетка и др. [Родопи:127],(Пирин, Гега[13]) послéдок, (Фракия) пóследук, послéдук, пóследник, послéдну и т.п. наряду с единичным фрак. зáднуту с той же семантикой [Вакарелски 1935:312]. Таким образом, архаические названия с семантикой “постель новорожденного” сосредоточены в сербских областях, тогда как ареал названий с корнем -slěd охватывает южный пояс балканославянской территории (Македония, Родопы, Фракия, Странджа). В болгарских регионах широко распространены также названия с корнем -bab: бáбето, бáбину, бáбиното как и двусложные образования типа бáбино (бáбину) дяте (детé). Заметим, что в этом последнем случае семантика “двойник ребенка” получает лексическое воплощение.

На фоне основного географического деления названий по лексико-семантическим признакам: ‘постель новорожденного' (западный балканославянский ареал)[14], ‘послед' (южный балканославянский ареал), ‘бабий ребенок', ‘бабье' (восточный балканославянский ареал) выделяются компактные зоны распространения иных лексем: мéсто, местó (северо-западная Болгария[15]), послéп, пóслеп (северо-восточная Болгария[16]), серб. (северное Косово [Vukanović 1986:217]) пометина, болг. (Бурел [Любенов 1993:105]) помéтиште (южносербская — южная западноболгарская зона), а также лýже, лозе, лóзницъ (Пловдивско — Софийско), см. карту.

Любопытно, что в Полесье послед и постель выступают как равноправные термины, при этом постель “по некоторым свидетельствам... более старый термин, вытесняемый местом” [Кабакова 1998:106].

2. Поверья. “Рубашечка”. Если полесские поверья о “рубашечке” дают лишь косвенный материал для постановки вопроса о предмете-двойнике ребенка (ср., например, ритуальные действия “похорон” рубашечки в Полесье [Кабакова 1998:109]), то в балканославянских сюжетах такое сопоставление может быть более эксплицированным. В западной Сербии (Драгачево, с. Вучковица) рассказывают: мать родила ребенка “в рубашечке” (у кошуљици) и сохранила ее. Рожденный “в рубашечке” ребенок обладал способностью к сглазу. Однажды он похвалил только что родившегося теленка, и теленок тотчас сдох. Мать взяла “рубашечку” и бросила в огонь. Ребенок сразу умер (запись автора, 1997 г.). В Хомолье (восточная Сербия) предписывается хранить “рубашечку”, пока ребенку не исполнится год: если до этого времени она потеряется или ее украдут, ребенок умрет [Требjешанин 1991:109]. Жители Шумадии полагают, что с потерей “рубашечки” наступает смерть ребенка в любом возрасте [Филиповић 1972:154]. В западной Сербии полагают также, что ребенок разболеется, если спрятать “рубашечку”; умрет, если ее сжечь [Благоjевић 1984:220]. Считается также, что, умирая, такие люди долго мучаются до тех пор, пока “рубашечку” не положат им под голову [Требjешанин 1991:110].

Известны и аналогичные полесским полезные для рожденного в “рубашечке” ее магические свойства. Такой ребенок, как и в большинстве других славянских культурных традиций, считается счастливым: у него все получается — “све иде од руке” (восточная Герцеговина [Филиповић 1967:259]), его называют аjарлиjа, касметлиjа “счастливчик” (Гевгелия [Тановић 1927:106]), полагают, что он станет великим человеком [Маринов 1984:489], будет жить долго, его не заденет пуля (восточная Сербия — запись автора, 1997; западная Болгария [Соф.:200]) и т.д. В описанной Г.И. Кабаковой полесской традиции такому ребенку поручают исполнение важнейших ритуальных функций (“доверяют начинать сев, нести и освящать в церковь венки или кресты, сплетенные из последних колосьев...” [Кабакова 1998:109]). В балканославянских традициях этот аспект народных верований более мифологизирован, прежде всего в связи с характерным для Балкан сюжетом борьбы и темой героя-победителя: рожденный в “рубашечке” ребенок считается наделенным особой силой; это герой, способный бороться и побеждать врага, как реального, так и вымышленного (дракона “алу”, враждебно настроенных “здухачей”).

В “рубашечке”, которую мать должна хранить особым образом, чтобы до нее не добрался враг, рождается ребенок-“змей”, противостоящий “але”, “ламии” (юго-восточная Сербия, Македония) или “здухач”, охраняющий свое село и угодья от нападений “чужих” “здухачей” (восточная Герцеговина, Черногория, западная Сербия). Поскольку чудесная “рубашечка” защищает героя от врага, то родителям необыкновенного ребенка предписывается носить ее постоянно с собой [Зечевић 1984:345], хранить ее от чужих глаз, пока ребенок не вырастет, а затем передать ее “здухачу” [Дучић 1931:278]. На этом фоне представляется вторичным македонско-болгарский сюжет о выделке специальной рубашечки (апотропея) для ребенка-змея (т.е. рожденного с крылышками под мышками) девятью женщинами молча в течение одной ночи, чтобы такая рубашечка защищала его от врага [Вражиновски 1995:38; БМ:149].

Кроме того, рожденные в “рубашечке” люди всегда обладают особым знанием (серб. видовито диjете[Караџић 1852:107]), дружат с “вилами”, способны предсказывать судьбу и пр. Впрочем, в настоящее время по всей Сербии известны поверья и о том, что такой ребенок может нанести порчу окружающим (з.-серб. урокљиви очиjу, урокљиво диjете) [записи автора, 1997—1998 гг.]. В северном Косово (община Лепосавич) во избежание превращения рожденного в “рубашечке” ребенка в ведьму или колдуна был известен ритуал-оберег: бабка-повитуха влезала на крышу дома и кричала: “Čuj malo i veliko! Rodilo se vešče vešču!” [Vukanović 1986:217]. “Традиционное” (счастье ребенка) и “специфическое” (демонические особенности ребенка) в балканославянских верованиях, связанных с “рубашечкой”, могут быть проиллюстрированы характерной цитатой из этнографического описания на эту тему начала века (Болевацкий край, восточная Сербия): “Ако се дете роди са повоjем или са кошуљицом, народ веруjе да ће бити срећно, али и аловито” [Грбић 1909:108].

Особый мифологический статус “рубашечки” в балканославянских традициях во многом объясняет разветвленность поверий об особенностях самого этого чудесного предмета: цвет “рубашечки” влияет на различные демонические свойства (или их отсутствие) у новорожденного. Рождение в белой “рубашечке” связывается с успешной, счастливой жизнью (ср. позитивные свойства белого цвета в славянских поверьях). Но неблагоприятно рождение ребенка в красной, голубой, зеленой “рубашечке” — он может стать убийцей, колдуном или “вештицей”, “морой”, “ветровняком” и пр. [Требjешанин 1991:108; Благоjевић 1984:220]. Поверья о зависимости судьбы ребенка от цвета “рубашечки” известны в Сербии, Черногории, Боснии и Герцеговине, а также у сербов, проживавших в Бании и Лике.

Другой “балканской” особенностью поверий, связанных с “рубашечкой” можно считать и то, что она приносит счастье не только владельцу, но и каждому, кто носит с собой такую “рубашечку” или кусочек от нее, главным образом это касается защиты от пули на войне (Сербия, Болгария, Македония [Соф.:200; Родопи:129; Странджа:263; Капанци:171; записи автора в восточной и юго-восточной Сербии, 1997 г.]). В южной Македонии “рубашечку” дают священнику, чтобы тот носил ее при себе во время шести недель литургии, или прячут на шесть недель за алтарь, после чего она якобы обретает особую силу и ее делят между всеми членами семьи: каждый зашивает ее себе в пояс или одежду и считает, что в него не попадет пуля (Гевгелия [Тановић 1927:106]). Деление “рубашечки” ребенка между всеми членами семьи в качестве амулета известен и в других южнославянских областях.

Менее распространены поверья об иных полезных свойствах “рубашечки”. Например, завладевший ею человек может помирить ссорящихся [Тановић 1927:106].

“Постелька”. Комплекс балканославянских народных верований, связанных с плацентой, является более традиционным и не столь экзотичен в силу отсутствия мотива чуда (каковым представляется рождение ребенка в “рубашечке”). Однако и в этом случае достаточно последовательно прослеживаются как южнославянско-полесские параллели, так и “балканская” специфика, касающаяся ритуалов и магических действий с “постелькой”.

Балканославянские ритуальные действия с плацентой направлены на то, чтобы устранить опасные для ребенка и матери последствия в случае, если она попадет в руки человека с неблаговидными намерениями (или если ее найдут животные, демоны); а также, чтобы способствовать развитию у ребенка положительных качеств (ум, рост и пр.). Кроме того, многие магические действия имеют целью повлиять на способность к дальнейшему деторождению матери (или других женщин). При столь разных мотивировках сами действия чаще всего сводятся к тому, что “постельку” в землю (в разных местах, под разными породами деревьев и кустарников), реже ее бросают в воду (например, проточную), сжигают, носят при себе, готовят из нее лекарственные средства.

В Болгарии отмечены ритуалы, напоминающие “погребение” плаценты: ее, как и гроб мертворожденного или некрещеного ребенка, поливают водой [БЕ:166], закапывают там же, где и мертворожденного ребенка, — в “чистом месте” (где не ходят люди) [Соф.:200], кладут сверху, как на могилу, камень [Странджа:263]. Сравнение с полесским захоронением плаценты [Кабакова 1998:106-107] показывает, что форма этого ритуала у балканских славян несколько иная (соответствующая способам захоронения, свойственным этим областям, например, установка на могиле камня в Страндже или Родопах), однако же семантика “погребения” двойника ребенка остается неизменной.

Как и в Полесье, наиболее часто “постельку” закапывают в разных местах двора: в его углах или по краям; за домом; в загоне для овец; в навозе; там, куда выбрасывают отходы; справляют потребности члены семьи. Такие места считаются “чистыми”, так как там не ходят люди. В противном случае “постелькой” может воспользоваться ведьма, чтобы навредить ребенку [Требjешанин 1991:112] или ее найдут “самовилы”, в результате чего разболеется роженица [Петровска 1994:247]; заболеет наступивший на место ее захоронения человек [Родопи:127] (фрак. урадисува [Вакарелски 1935:312]); “постельку” съест животное [Странджа:263]. Часто опасаются, что плацента попадет в чужие руки, поэтому при закапывании ее надсекают, надрубают топором, чтобы не оставалась целой, поливают кипятком, поверх земли кладут колючки [Добруджа:267; Вакарелски 1935:312].

Южным славянам известен обычай закапывать “постельку” под деревьями и кустарниками, при этом мотивировки подобных действий указывают на передачу женщине плодоносящей силы растений. Так, в ряде сел Пловдивского края плаценту закапывают под плодовое дерево или в поле, “чтобы женщина могла рожать снова” [Пловд.:213]. Во Фракии послед закапывают под розовый куст, иногда под айву или просто в саду [Вакарелски 1935:312-313]. Единичные свидетельства о закапывании плаценты под плодовым деревом в саду фиксируются в восточных Родопах на границе с Фракией (с. Могилица) и около Девина (с. Беден) [Родопи:127]). В Кичевии (Македония) послед при рождении мальчика закапывают в саду под сливой или яблоней, чтобы “укоренились” дети, т.е. рождались впоследствии и другие, а при рождении девочки — под орехом или грушей [Хаџи-Ристиќ 1995:68]. В сербских селах, чтобы далее рождались девочки, закапывают “постельку” под сливой (“женское” дерево), чтобы рождались мальчики — под орех (“мужское” дерево) [Бошковић-Матић 1966:177].

Женщины, не желающие более иметь детей, закапывают “постельку” под тополь и говорят: “Кад топола род имала, тад и jа дете родила” или же закапывают ее части по сторонам высохшего русла реки со словами “Кад се ова два брега саставила, тад и jа родила” (восточная Сербия, Болевац [Грбић 1909:101]). В селах Ресавы и Поречья “постельку” закапывают под плодоносящее дерево, если хотят, чтобы и дальше рождались дети; под неплодоносящее дерево, под сухое дерево, под камень, у могилы неизвестного покойника — если желают прервать с родами в будущем [Бошковић-Матић 1966:177; Милоjевић-Радовић 1958:242,244; Vukanović 1986:217].

В разных болгарских областях опытные женщины по месту и количеству узелков на плаценте определяют пол и число будущих детей [Странджа:263; Добруджа:267; ЕБ:167], ср. аналогичные полесские данные [Кабакова 1998:106]. В Кичевии (Македония) матери, у которой рождаются дети одного пола, переворачивают “послед” на колене, чтобы рождались и дети другого пола, или же плаценту после девочки дают склевать курам [Хаџи-Ристиќ 1995:68]. В Родопах (с. Девесилово) “постельку” закапывают в сыром месте, чтобы женщина не “сохла”, а могла рожать дальше [Родопи:127], сербы Косова бросали “постельку” в реку со словами “Kao reka što teče, da usledi i porođaj” [Vukanović 1986:217].

Распространены у балканских славян и магические действия с чужой плацентой при лечении от бесплодия. В этом случае женщина, чье “место” используется в подобных целях, остается бесплодной — у нее таким образом отбирают род и передают другой женщине. Бабки-повитухи или свекровь обычно тщательно следят, чтобы при родах не исчезла плацента, особенно это касается первых родов [БЕ:165; Маринов 1984:488]. В Родопах повитуха, считая узелки на перевернутой плаценте и гадая о будущем потомстве, может отщипнуть один из них или несколько, чтобы передать бесплодной женщине, — в этом случае роженица “потеряет” соответствующее число предполагаемых детей в будущем [Родопи:127].

В Болгарии встречаются поверья о том, что действия с плацентой могут повлиять на наличие (отсутствие) молока у роженицы: в Неделино (Родопы) ее бросают в реку, чтобы у роженицы было много молока, в других родопских селах — закапывают в такое место, где не бегают псы, чтобы не исчезло грудное молоко у женщины [Родопи:127]. В одном из сел Добруджи считается, что свинья, съевшая плаценту, отбирает у роженицы молоко [Добруджа:267].

Более редкими у балканских славян оказываются свидетельства магических действий, направленных на здоровье самого ребенка. Так, в Сербии ее бросают в реку, чтобы ребенок был резвым, смышленым и “рос, как река”; дают съесть собаке, чтобы ребенок быстро бегал [Требjешанин 1991:112]. В сербских областях действия с “постелькой” часто бывают направлены на безопасность и матери, и ребенка одновременно. Например, в селах пиротского края и Понишавья постељицу сорок дней хранят в изголовье роженицы (за это время ее даже много раз моют), а по истечении срока закапывают там, где редко ходят, или в мусоре, как можно глубже, чтобы до нее не добрались животные, в противном случае “может что-нибудь случится с ребенком или мать больше не сможет забеременеть” [Панаjотовић 1986:26].

Таким образом, в болгарских и македонских регионах действия с плацентой отражают идею отношения к ней, как к сакральному предмету — “двойнику” ребенка (болг. бабино дяте), “нечистым” остаткам при родах (болг., макед. последок и т.п.): плаценту надсекают острыми предметами, закапывают под колючими растениями, прячут в недоступных местах и пр. В плане этнолингвистических разысканий важно отметить, что в сербских регионах, где преимущественное название плаценты — постељица, постеља и т.п., т.е. принадлежность этого предмета ребенку (а не матери) закреплена лексически, магические действия с ней в большей степени направлены на рост и здоровье самого ребенка. ;

ЛИТЕРАТУРА И ИСТОЧНИКИ

  • БМ — Българска митология. Енциклопедичен речник. София, 1994.
  • БХ — Банатске Хере, Нови Сад, 1958.
  • БД — Българска диалектология. Проучвания и материали. 1—, София, 1962—. ЕБ — Етнография на България, 3, София, 1985.
  • Вакарелски 1935 — Х. Вакарелски: Бит и език на тракийските и малоазийските българи, 1, Тракийски сборник, V, София, 1935.
  • Вражиновски 1995 — Т. Вражиновски: Народна демонологиjа на македонците. Скопjе — Прилеп, 1995.
  • Благоjевић 1984 — Н. Благоjевић: Обичаjи у вези са рођењем, женидбом и смрћу у титовоужичком, пожешком и косjеричком краjу, Гласник Етнографског музеjа у Београду, 48. Београд, 1984.
  • Бошковић-Матић 1966 — М. Бошковић-Матић: Обичаjи о рођењу, Гласник Етнографског музеjа у Београду, 28-29. Београд, 1966.
  • Грбић 1909 — С. Грбић: Српски народни обичаjи из среза Бољевачког, СЕЗб, 14, 1909.
  • Добруджа — Добруджа. Етнографски, фолклорни и езикови проучвания, София, 1974.
  • Дучић 1931 — С. Дучић: Живот и обичаjи племена Куча, СЕЗб, 48, 1931.
  • Ђорђевић 1958 — Д. Ђорђевић: Живот и обичаjи народни у Лесковачкоj Морави, СЕЗб, 70, 1958.
  • Захариев 1918 — Й. Захариев: Кюстендилско краище, СбНУ, 32, София, 1918.
  • Зечевић 1984 — С. Зечевић: Из народне митологиjе ужичког краjа, Гласник Етнографског музеjа у Београду, 48, Београд, 1984.
  • Кабакова 1998 — Г.И. Кабакова: На пороге жизни: новорожденный и его “двойники”, Слово и культура (Памяти Никиты Ильича Толстого), 2, Москва, 1998.
  • Капанци — Капанци. Бит и култура на старото бългасрко население в Североизточна България. Етнографски езикови проучвания. София, 1985.
  • Караџић 1852 — В.Ст. Караџић: Српски рjечник (1852), 2, Београд, 1986.
  • Любенов 1993 — Р. Любенов: Бурел. Говор, фолклор, етнография, София, 1993.
  • Маринов 1984 — Д. Маринов: Избрани произведения, 2, София, 1984.
  • МДАБЯ — Малый диалектологический атлас балканских языков. Архивные материалы.
  • Милоjевић-Радовић 1958 — Милоjевић-Радовић Д. Обичаjи о рођењу и одгоjу деце у Поречу, Гласник Етнографског музеjа у Београду, 21, Београд, 1958.
  • Панаjотовић 1986 — Т. Панаjотовић: Адети. Живот и обичаjи становништва пиротског краjа, Пирот, 1986.
  • Петровска 1994 — Т. Петровска: Обичаите при бременост, раѓање и раното детство каj македонците в Битолскиот краj, Етнолог, 4-5, 1994.
  • Пирин — Пирински край. Етнографски, фолклорни и езикови проучвания, София, 1980.
  • Пловдив. — Пловдивски край. Етнографски и езикови проучвания. София, 1986.
  • Родопи — Родопи. Традиционна народна духовна култура и социалнонормативна култура, София, 1994.
  • Соф. — Софийски край. Етнографски и езикови проучвания, София, 1993.
  • Странджа — Странджа. Материална и духовна култура, София, 1996.
  • Тановић 1927 — С. Тановић: Српски народни обичаjи у Ђевђелиjскоj Кази, СЕЗб, 40, 1927.
  • Толстые 1983 — Н.И. Толстые: О задачах этнолингвистического изучения Полесья, Полесский этнолингвистический сборник, Москва, 1983.
  • Требjешанин 1991 — Ж. Требjешанин: Представа о детету у српскоj култури. Београд, 1991.
  • Филиповић 1972 — М. Филиповић: Таковци, СЕЗб, 84, 1972.
  • Филиповић 1967 — М. Филиповић: Различита етнолошка грађа, СЕЗб, 80, 1967.
  • Хаџи-Ристиќ 1995 — М. Хаџи-Ристиќ: Обичаи околу раѓањето во Кичевиjа, Етнолог, 6, 1995.
  • Filipović 1969 — M. Filipović: Majevica s osobitim obzirom na etničku prošlost i etničke osobine majevičkih Srba, Djela ANU BiH, 34, Sarajevo, 1969.
  • Vukanović 1986 — T. Vukanović: Srbi na Kosovu, 2, Vranje, 1986.

 

КОММЕНТАРИЙ К КАРТАМ
Названия “рубашечки”
тип названий кошуља
тип названий риза
тип названий облаче
тип названий було
тип названий кърпа и кръпичка
тип названий капица
ципа
сармá
мрежуљица

Названия “постельки”
тип названий постељица
тип названий последак
тип названий бабино дeте
тип названий бабино и бабето
тип названий место
тип названий послеп
тип названий пометина
тип названий луже
плóдва зáднуту

* Работа выполнена при поддержке Российского гуманитарного научного фонда (04-98-06328).

Примечания

  1. В большинстве этнографических описаний ударение в лексемах не указывается, поэтому здесь и далее ударение дается только в тех случаях, когда оно отмечено в источнике.
  2. Большое число болгарских названий “рубашечки” отмечено в архиве Ст. Романского (Библиотека Софийского Университета им. К. Охридского), откуда мы получили их благодаря любезности И.А. Седаковой (далее - РКС).
  3. Там же и кућица, без указания на место фиксации.
  4. Записи автора 1997-1998 гг. во время совместных экспедиций с мр. Г. Комадинич, др. Б. Сикимич, Д. Златковичем, см. также [Filipović 1969:159; Филиповић 1972:154; Благоjевић 1984:220; Ђорђевић 1958:409; Vukanović 1986:217] и др.
  5. РКС.
  6. МДАБЯ, запись Е.С. Узеневой (1998).
  7. Ср. также болг. (Еленско) рúзничи“ребенок, рожденный в оболочке” [БД, 7:123].
  8. Запись автора, 1998 г., совместная экспедиция с Д. Златковичем.
  9. РКС.
  10. МДАБЯ, запись И.А. Седаковой (1997); РКС (с. Воеводино).
  11. Любопытно отметить, что було нередко используется в качестве объяснения для других названий амниотической оболочки — риза, ризницъ, см. [Пловдив.:213; Добруджа:267].
  12. Представленные в статье карты терминов носят ориентировочный характер в силу отсутствия фиксации лексических данных в целом ряде использованных этнографических источников (см. Литература и источники). Карты составлены также с учетом имевшихся в распоряжении автора полевых материалов.
  13. МДАБЯ, запись Е.С. Узеневой (1998). В восточном балканославянском ареале зафиксирован “пловдивский оазис” подобных терминов: пóстелник, пóстелек, пóстеляк, пóстельок, а также семантически им близких лýже, лозе ‘ложе, постель' [Пловдив.:213].
  14. РКС; ср. [Маринов 1984:487].
  15. РКС; ср. [Добруджа:267; Капанци:171].
2000-2001 Slavic Gate kapija@narod.ru
На Растку објављено: 2007-12-08
Датум последње измене: 2007-12-08 19:41:30
 

Пројекат Растко / Словенска етнолингвистика